Начал я как-то раз писать, но в итоге забил. Возможно, когда-нибудь допишу. А сейчас решил выложить, чтоб вы, дорогие мои, горячие, высказали свои мнения.
Он шел через вечерний прилив, держа в руках сумку, спрятанную под резкими досками. Ласкающий взгляд падал на рябящую шерсть, и ноги несли подальше от жухлой травы. Пузатый билет думал о своей шкуре, занесенной в краснеющие облака пара, когда его руки стали синонимом слова смерть. Из его тела выползал орошенный полями убийца, распыляющий блестящую моль на границах плиточного единства. Ямы смотрели на представление, но их свет мог, разве что, заваривать кофе на решетчатых веках. Его руки могли стать предметом бесконечных теорий, причиной головной боли в перезревших муравьиных плодах. Он мог бы остаться наедине с ласкающей пустотой и закрыть глаза, лежа на холодном столе с прозрачными стенами. Но чье-то желание сгубить свою жизнь спасло его вечерний сеанс неоправданных страхов. Убегающий жест измерил всё недопустимое, и, задыхаясь, падал на тротуар от волнительного открытия… Милая ведьма со шрамами на лице плакала, будто для дискомфорта от недосказанности запотевших витрин. Она хотела найти лекарство от смерти. Хотя бы от признаков смерти в чужих глазах. Её ночные кошмары высыпали на руках одинаково проходящего незнакомца. Ради подавления чьей-то фрустрации она оставила презирающие взгляды без предмета их обожания, разлила все свои грезы, и они утекли по скрепляющим руслам прочь. Последнее небо наконец-то избавило ночь от нескончаемого и мучительного одиночества, но лишь на пару мгновений. Сегодня пористое и высокое плыло в её выпадающих волосах. Приближался гнетущий рассвет, давая шанс прозреть и увидеть свежие яблоки, упавшие с мертвого дерева. Необразованный преподаватель просыпался, а его сыновья лежали и гнили у его ног, но он был доволен, как и все те, кто наполнял его серые вены жизнью. Часы говорили о наступлении нового дня, но их никто не хотел услышать, и новый день как всегда был неожиданностью для большинства. Мечтатели столпились вокруг заголовка утренних новостей, но никто не тешил ожидания лучшего. Чьи-то надежды предвкушали танцы на заросшей могиле, а обычное утро стало похоже на смятый обрывок этикетки от горького шоколада. Но мало кто мог по-настоящему оценить сладкую горечь разворачивающегося действа. Облако шума взрывало новую площадь, когда подоспели отвыкшие от работы уборщики мусора, пугающие и интригующие своей незавиднейшей участью. Из ржавеющего катафалка вылез взъерошенный и худой человек с вечно зудящими волосами. Вслед за ним выпала его правая рука, которая помогала ему от головной боли в виде назальных капель. В густую тишину капали приближающиеся объяснения. Их давно ожидали те, чья утренняя прогулка началась с окончания рабочего дня. Согревающие лучи затмили выросшие небоскребы, связанные между собой незримой сетью для передачи бесполезного сора, который забудется через пару кварталов. Типы, бегущие на вызов конфетного острова, о чем-то переговаривались между собой, руша и возводя виднеющиеся только им перекрытия между теориями лечебного хаоса. Зеваки со временем приобрели вид пасхальной толпы в позолоченной церкви, но вызванное подкрепление быстро закрыло все ходы, оставив глаза и уши наедине со своими догадками, мутировавшими, будто клише в страхах о глобальной кончине. Тело загородили фигуры, так что даже ветер не мог препятствовать его неподвижности. Давление нагнеталось, и первые полосы не заставили себя ждать, чтоб разжевать и плюнуть в лицо тех, кто может потеряться даже в освещенной солнцем парадной. Ортодоксальные облака запрыгивали на крыши безмолвных домов, будто кто-то кривлялся, смотря на гниющие зубы, но, возможно, никто не хотел ожидать подвоха от чистой правительницы изувеченного грохотом пушек района. Был отдан приказ опросить пострадавших от уведенной наглости, но, как и ожидалось, все были слепы по понедельникам и прочим шести дням, которые ничем не отличались, кроме двух последних для некоторых, хотя для кого-то и эти два дня были убийственным разрывом монотонности полотна. Никто ничего не знал, и этого никто не посмел ожидать, а кто-то не посмел знать ожидания – странная иллюзорность происходящего, похожая на толстые корки морали, поющей в головах узких проходов, будто охрипшее горло старой русалки. В конце концов, грязные пятна сами собой растворились в солнечном свете, а красный узор не устоял под натиском обстоятельств. …одни смотрели под ноги, возвращались домой, а другие подписывали собственный приговор… Открытая дверь, тело, проход, слова и взгляды – очередной визит на ветреные танцы с мусорным баком под истрепанными стадионами. Они осуждали произошедшее, обсуждали и строили планы. В окне было замечено давление города, а стекла дрожали от осколков реальности, будто леденцы в руках нищего. Никто ничего не видел и не слышал, а жертва была настолько невинна, что от нее за милю несло формализмом, и, возможно она работала в службе поддержки незадачливых скептиков – таков был вывод, и дальнейшие действия нельзя было расписать на страницах тонюсенького блокнота. Решение было – отложения в долгом ящике. Так бы поступили те, кто не был теми, кто был там. Безнадежная ставка. Кепки и сигаретный дым звали в холодный подвал. Резчик стекла умывался после рабочего дня, передающего эстафету, словно петля на шее порхающей бабочки в точках становления законов о запрете очередной неугодной кому-то вещицы, которая никогда бы не засветилась в умах. Ступени падали вниз, словно шоссе для звонких разрывов под не слушающимися ногами. Замерзшие и синие двери в их маленький мир. Этикетки, словно предметные указатели на пожелтевших от влаги страницах. Не было увидено ничего, что могло бы запомниться и удивить, но все поняли, что происходит. Избитые одеяла и засохшие капли на белой ткани, словно увядающие переулки, пытающиеся найти хоть какой-то смысл в смысле существования. Повсюду сосуды для ненависти и любви вегетарианцев. Вперед к горячему воздуху, подальше от капель, мороза, законов и болтающихся в петле призраков-танцоров. Ежедневное барахтанье в посыле к чертям, словно окурки в копченой пепельнице, измеряющие отвагу и влажность сетчатки телевизионных антенн. Внезапный звонок на улице ободранных псов состязался с криком дорог и пестрых картин. Забыв о подробностях цветных и ярких снов, обстоятельства душили нежную шею, крики шли прямо по назначению в уши, капая, будто вафельная клейкая лента. Худые колени отражали лучи, истекая едким дымом, который забил все щели между стенами и приклеенными дверьми. Истоки расколовшихся трамвайных путей тщетно прятались в зарослях недопитого вечера. Иммигранты из-под земли брили головы в поисках спасительного эскапизма. Кто-то кричал, что нет разницы, когда время перетекало в конечности забальзамированных мумий, но разницы не было только в том, что мумии давно сбежали, дабы досохнуть над пропастью в пост апокалиптической ржи. Речь шла о назойливых, дробящих пальцы этажах, счет которых перевалил за тысячу, словно антиутопия. Крест-накрест ложилась отопительная система собачьих сердец в человеческих будках. Изменение времен года, путем наплевательства на свои чувства – все чего мог добиться прогресс в предпоследнем тысячелетии. Спустя двадцать восемь тысяч триста два часа... Исчезновение маленькой бородавки, которая так дополняла растрепанные усы. Крах. Люди горели, будто пожали руку счастливого сатаны. Агония блеклых сердец избегала перенапряжения, пологая, что склад просроченного внимания скоро закроется. Возможно, страусы смогут догнать большой самолет, если он будет стоять на месте – это сила природы, которую так тщательно поливают из шланга незыблемого испепеления виниловых кренделей. Когда-нибудь ножи и пылающие в траве мыши перестанут попадаться на красные уловки, словно их требовало повествование. И однажды пленительные лесники заблудятся в поисках очевидных причин, и ответят на извечный вопрос: «Что снилось богу, когда он еще не создал этот гребанный мир?» Камни, у которых нет ничего, во что можно было бы верить, жили тысячи лет, словно разбитые вазы, лежащие рядом с истоками животной квазикультуры. Вопли были в побеге от высокой температуры, поднимающейся от каждого важного шага. …..
Drugs 4 Life V for Vodka
Сообщение отредактировал yannn - Суббота, 19 Апреля 2014, 11:53
yannn, скажи, а ты при написании дихлофосом не дышал? Ехал Falco через Falco, видит Falco в реке Falco, сунул Falco руку в Falco, Falco Falco Falco Falco Очень рад плюсеГгам в репу
