| Laska | Дата: Вторник, 24 Мая 2011, 23:54 | Сообщение # 1 |
частый гость
Сейчас нет на сайте
| Знаю что бред, но на другое мозги не варят!
Люцифер, сидя на ступенях трона, с недоумением рассматривал послание, пришедшее несколько минут назад. Наверное, будь он моложе, это предложение заинтересовало бы его. Что может быть лучше, чем утереть нос самоуверенным поборникам морали и чистоты? Но за долгие годы своего существования властитель мира тьмы устал бороться с глупостью. И ему было немного жаль людей, которые были вынуждены играть в игры света и тьмы: всё же эти создания были когда-то доверены ему, и у падшего ангела не смотря на прошедшие века, сохранилось какое-то странное, отеческое чувство.
Задумавшись, он выронил послание.
«Наверное, глупо надеяться изменить моих светлых собратьев, но этот раунд я так уж и быть сыграю»
Золотисто-белый пергамент исчез во вспышке света, ещё до того, как успел коснуться каменного пола. А старый падший ангел в это время лишь грустно смотрел в неведомые дали своей тысячелетней памяти.
*************************************************************************************
Молодой темноволосый священник кончиками пальцев касался лица девушки лежащей перед ним в гробу. Золотистые волосы не потускнели даже после смерти и подчёркивали внеземную красоту. Белое лицо было лишь слегка припудрено, губы накрашены золотисто-бежевой помадой как будто старались укрыть их обладательницу от взора смерти, доказать, что ничего ещё не потеряно, что она всё ещё жива.
«Спящая красавица» ждала лишь поцелуя принца, способного разбудить её от смертельного сна.
«На принца я мало похожу, но попытаться, пусть даже и так глупо, можно»
Сухие, горячие губы, слегка потрескавшиеся на ветру, неуверенно коснулись холодных и неподвижных. Аромат жасмина и ириса захватывает его в свой плен, не давая и шанса вырваться с головокружительного, запретного греха. Поддаться искушению и касаться её губ, скользнуть ладонью по щеке и замереть на подбородке удерживая то, что удержать, не дано. Осторожно с силой языком раскрыть сжатые губы и вдохнуть в тонкую щель между жемчужно-белых зубов воздух из своей груди, представляя, что отдаёшь ей частичку своей души. Ту, которая сможет заставить вновь биться замершее сердце.
«Господи, Ты не справедлив забирая в свою обитель так рано своих детей. Она хотела выучиться на флориста и дарить людям радость, составляя самые прекрасные в мире букеты. Она мечтала встретить свою любовь, родить детей и жить в старом доме, что завещала ей старуха Сесиль. Она исправно ходила в церковь, не больше чем остальные, но именно в ней я чувствовал понимание и отклик. Другие же лишь приходили только просить. Либо по тому, что так надо. Почему же она должна была покинуть этот мир, так рано, такой молодой… Те кто грешил живут и поныне, а эта безвинная душа ушла в мучениях. Сгорела всего за пару месяцев, никто и понять ничего не успел. Не справедливо Боже!»
- Жизнь вообще не слишком справедливая, маленький священник.
Негромкий старческий голос заставляет юношу отскочить от тела и он, не удержавшись на ногах, падает навзничь, растерянно оглядываясь в поисках свидетеля его душевного порыва.
У самой двери, на маленьком коврике сидит седой как лунь старец. Выцветшие до прозрачно-белого цвета глаза смотрят перед собой, сухие старческие руки неспешно перебирают деревянные чётки, время от времени замирая на маленьком крестике, вырезанном из тёмного дерева и лишь ощупав и огладив его со всех сторон, опять продолжают свой бесконечный бег. Грязные босые ноги, сбитые, кое где в кровь, выглядывают из под непонятного цвета хламиды. Несколько кривых латок лишь подчёркивают её бедность и непрезентабельность. А неравномерно серо-бурый цвет предлагает даже не пытаться угадать, чем она была до этого.
Старый священник, к которому был приставлен Селен, тут же бы выгнал побирушку из церкви, слишком дорогими были позолоченные оклады у образов, и старинные иконы не раз уже обращали на себя внимание любителей лёгкой наживы. Сель же, однако, не лишился ещё доверия к людям и, когда оставался в церкви один, любил впускать тех, кому в иное время вход сюда был заказан.
Однако в этот раз его глодало смущение и не уверенность. Не слишком приятно знать, что у твоего столь необычного поступка был свидетель. Да и откуда он мог взяться, если двери церкви были закрыты изнутри на неприметный встроенный замочек.
Пока юноша рассматривал пришельца и предавался размышлениям, старец вдруг лёгким движением, совсем не вяжущимся с его возрастом, поднялся на ноги и семенящей, немного прихрамывающей походкой, подошёл к мёртвой девушке.
- Молодая, красивая. Ей ещё жить и жить. А вот я всё никак помереть не могу. Поменяться бы нам местами, да не судьба. – Хитро глянув на поднимающегося с пола юношу, старец с ехидством свойственным пожилым, проворчал. – Да принца тебе далековато, ещё даже усов нет. Да и на лошади вряд ли удержишься. Рановато тебе принцесс расколдовывать.
- А принцессам не рано в пятнадцать лет умирать от неизлечимой болезни? – неприкрытая горечь сквозит в каждом слове, слёзы замирают на глазах, грозя обернуться нескончаемым потоком.
- Тоже верно. И что хочешь, как в сказке – поцеловал принцессу, она очнулась и в любви призналась? Да ещё, наверное, полцарства в придачу неплохо бы, от папаши то безутешного? Ну, или хотя бы одну из его компаний, с него не убудет, а ради единственной дочери он уж отжалеет чего. – Усмешка кривит тонкие губы, но видно, что обидеть, старик не стремится.
- Я на принца не похож не только отсутствием коня да меча… мне не надо ничего, только знать, что она будет жива. Знать, что я не бесполезен и могу помочь.
- И многим бы ты так помог? Ходил бы да принцесс в хрустальных гробах искал? Альтруист? Герой без страха и упрёка?
- Разве так бывает?
- А что, если это всё часть божественного плана? Согласился бы ты стать тем винтиком, который остановит вечный механизм? И согласился бы потом, находясь пред грозным взором Господа ответить за свой поступок?
- Разве в твоей воле исполнять подобные желания? – В глазах затеплилась надежда, постепенно вытесняя недоверие и страх.
Вместо ответа старик неспешно подошёл к установленной рядом купели со святой водой. Достав из складок одежды старую потёртую деревянную чашу с выщербленными краями, аккуратно зачерпнул ею воду. Губы беззвучно что-то произносят и вода становиться непрозрачной, обретает глубину и призрачное свечение. Необычный контраст завораживает настолько, что священник даже не думает о нереальности происходящего. Да и его молодость даёт ему веру в возможность чудес.
Старая чаша, поднесённая к самым его губам, чуть слышно пахнет древесиной, а от воды идёт аромат луговых трав и цветов. Внимательно глядя на молодого человека абсолютно белыми глазами, старец задаёт вопрос:
- Уверен ли ты в том, что хочешь? Если да то вода из этой чаши наделит тебя силой способной возвращать умерших к жизни. Но и плата будет за это лишь твоя! Согласен ли ты платить сию цену? – больше в старике нет дурашливости, и даже пафосность в его словах не слышна, лишь предложение и констатация факта.
И завороженный, будто кролик перед удавом, Селен опускает голову, касаясь губами края чаши. Первый же глоток подобно раскалённой лаве обжигает и в то же время ледяной водой перехватывает горло. Но остановиться он уже не в силах и продолжает глоток за глотком пить. С последним глотком сознание священника заливает безбрежный, выжигающий всё свет и в это же мгновение силы покидают его. Стройное тело в чёрной сутане плавно соскальзывает на плиты пола придерживаемое старцем.
Но старцем ли? От морщин уже нет и следа, а седые волосы теперь стали просто белыми. Фигура атлетически сложённого мужчины в сером свободном одеянии поражает мощью и силой. Добрая и немного грустная улыбка на красиво очерченных губах подобна улыбке Девы Марии, глядящей на младенца. Лишь белые глаза остались без изменений, и они с жалостью смотрят на молодого священника, лежащего у его ног.
- Надеюсь, ты не проклянёшь преподнесённый тебе дар, посчитав в будущем его проклятьем. Живи и верь в свои чистые, незапятнанные мечты. И в то, что мир можно построить на одном добре. Не изведав зла, не причинив боли.
Последние слова произносит уже пустота.
Когда под вечер, старый священник, проходя мимо церкви, решает проверить всё ли в порядке, его ожидает не слишком приятный сюрприз в виде открытых дверей и молодого помощника на полу. Проверив первым делом, сохранность церковной утвари и не взломан ли ящик для пожертвований, старик с кряхтеньем опускается на колени рядом с неподвижным телом. Проверив пульс, похлопав по щекам и не добившись никакой реакции, торопливо достаёт из потайного кармашка мобильный телефон и начинает набирать номер службы спасения.
Выслушав его, девушка-диспетчер обещает, что машина с медиками прибудет в течении нескольких минут.
В ожидании время тянется очень медленно, но вот всё же, дверь открывается, явив двух смутно знакомых мужчин в униформе младшего медперсонала. За нами быстрым шагом входит знакомая женщина-врач, лет тридцати пяти на вид. Все знали, что она помешана на своей работе, пропадая днями и ночами в клинике. Никакой личной жизни, только долг врача.
Юношу увозят в клинику, сказав, что это скорее всего переутомление, травм и признаков какого-либо заболевания на первый взгляд здесь нет, но надо всё же обследовать, чтобы установить точную причину и предотвратить подобное в будущем. Женщина-врач бережно заправляет ему за ухо прядь волос, как мать спящему дитя.
Старик довольно улыбается, теперь он уверен, что за мальчиком присмотрят и всё будет хорошо. А он в свою очередь помолиться о его здоровье, ведь найти толкового помощника так тяжело. Господь не оставит неуслышанной молитву того, кто столько лет ему служит.
*************************************************************************************
Ещё даже не успев открыть глаза, Селен чувствует, что в окружающем мире что-то не так, что-то изменилось до неузнаваемости. Это чувство не поддаётся анализу, оно просто есть. Иррациональный страх не даёт побороть его и лишь глубже затягивает в свои удушающие объятья. В поисках причины такого состояния священник начинает вспоминать события предыдущего дня. Перед глазами, как наяву, видна чаша с волшебной водой. Он уверен, что тот, кто поднёс её, был святым, или ангелом решившим помочь ему с честью пройти это испытание. Значит, он не должен бояться, ибо это всё ниспослано ему Богом.
И даже не смотря на убеждённость, открывать глаза страшно как никогда. Но перед глазами обычная стандартная палата. Белый потолок и галогеновая лампа, сквозь окно видно, как занимается рассвет и пробиваются из-за горизонта первые солнечные лучи.
Вставать с больничной постели оказывается на удивление тяжело, всё тело болит и ноет, ноги отказываются идти и на то, чтобы добраться до коридора уходит непривычно много времени и сил. Придерживаясь рукой за стенку, Селен отправляется на поиски хоть кого-нибудь живого. В самом дальнем конце находятся двойные двери, ведущие в реанимацию, как сообщает ему огромная надпись на дверях. Что-то тянет его сюда, и уже не сопротивляясь, молодой человек толкает слегка дрожащей рукой створку двери. Каждый его шаг здесь напоминает движение в воде, через усилие и сопротивление, но увлекаемый внутренним зовом продвигается всё дальше и дальше.
В какой-то момент его затуманенный разум замечает раздающийся невдалеке писк. Ещё несколько шагов, и он замирает напротив приоткрытой двери, за ней суетится медсестра и врач пытаясь вернуть кого-то к жизни. Их движения слаженны и неторопливы, но при этом скорость с которой они действуют поражает.
Незаметно проскользнув в палату Селен, прячется за складками ткани, что обычно огораживают личное пространство пациента. Но даже отсюда он может спокойно наблюдать за действом, оставаясь незамеченным.
Ещё несколько минут бесплодных попыток вернуть к жизни лежащего на кровати юношу, и врач приказывает медсестре записать время смерти. Набросив на полуобнажённое тело простыню, он, сгорбив плечи и глядя лишь себе под ноги, выходит. Немолодая медсестра, выкинув в ведро несколько использованных шприцев, отключает аппарат, что до сих пор пищит, показывая на своём мониторе ровную прямую линию. Спокойно повернувшись спиной к только что умершему человеку, уходит, прикрыв за собой дверь и выключив верхний свет. Света же ночника вполне хватает, чтобы сдёрнув белую ткань, увидеть тело мёртвого юноши. Синяки и кровоподтёки не делают его безобразным, просто придают неуловимую беззащитность. Красивое лицо почти не повреждено лишь на скуле наливается синевой небольшая пока что гематома.
Присмотревшись повнимательнее, Селен, замечает призрачную дымку, что исходит от губ мертвеца. Припомнив, что именно говорил ему удивительный старец, решает рискнуть. Наклонившись, вдыхает небольшое прозрачное облачко, замершее над грудью паренька. Замерев на несколько мгновений, медленно наклоняется к лицу. Губы мертвеца приоткрыты, и священник всего лишь накрывает их своими, не прилагая никаких усилий. Сосредоточившись, он медленно выдыхает. Прошлый раз, когда он мечтал оживить Диану и этот отличаются, как небо и земля. До этого он испытывал лишь лёгкую грусть, а теперь же его разрывала на части боль, но и остановиться он не мог, боясь, что этим всё испортит.
Когда в лёгких больше не осталось воздуха, а перед глазами начали мельтешить звёздочки на фоне быстро темнеющей палаты, ресницы мертвеца затрепетали. Резко отодвинувшись, священник чуть не оказывается на полу. Приходиться схватиться за край кровати, что бы удержаться на подгибающихся от слабости ногах. Когда сердце и дыхание успокаиваются, Селен медленно разжимает судорожно сжатые руки.
Только Господь Бог знает, как же было тяжело поднять глаза и проверить, удалась ли его невероятная затея. Медленно, останавливаясь на каждой складке ткани, на каждом синяке и ссадине, пока его взгляд не натыкается на равномерно пульсирующую точку на шее. Более не в силах сдерживаться, Селен встречается взглядом с голубыми, как летнее небо глазами. В них отражена та же усталость что чувствует священник, а порозовевшие губы чуть слышно шепчут «Спасибо».
***
Много лет уже прошло, с тех пор как появился чудотворец Селен. Сперва, прознав про творимые им здесь чудеса, его вызвали в Ватикан. Лишь спустя десять долгих лет он был признан как чудотворец. Ещё несколько лет он ездит по миру стараясь помочь как можно большему числу людей. И лишь теперь, устав от вечной боли, раздирающей его в момент спасения других, он решает отдохнуть и набраться сил.
Старая церковь всё так же прекрасна, посаженные его руками кусты сирени и жасмина окружают её со всех сторон и вьюнок всё так же, пытается опутать побеленные стены. Витражи пропускают разноцветные солнечные блики, расцвечивая плиты пола.
«Красиво»
Заметив сидящую на скамье женщину, он замирает, не решаясь помешать. Только эти золотые волосы кажутся ему смутно знакомыми и, постояв в нерешительности несколько минут, всё же делает несколько шагов к фигуре, от которой явственно раздаются всхлипывания. Лишь поравнявшись с женщиной, Селен, узнаёт в неё ту, кого он воскресил сразу же после обретения своей силы. Только этой женщине уже далеко за сорок, морщины ещё сильнее старят некогда юное лицо. Чрезмерно нанесённая косметика вульгарного красного цвета, чёрные брови, накладные ресницы, синяки под глазами… её не узнать. А в золотистых волосах блестят белые пряди.
- Что случилось дочь моя? – вопрос срывается с губ помимо его воли. Хотя он и в обычной одежде, но привычка помогать въелась в кровь за прошедшие годы.
- Я… я хочу исповедаться.
***
Потратив на поиски Андрэ Комени почти весь день, Селен с ужасом узнаёт, что сейчас молодой человек дожидается приведение в исполнение приговора в одной из тюрем. Обвинение в десятке изнасилований, убийствах совершённых с особой жестокостью, педофилии и многом другом… и то, что пойман он на месте преступления с неопровержимыми уликами…
Продолжая искать, Селен Ваберг натыкается на имена тех, кто когда-то давно благодарил его за спасение. Имена убийц, насильников, проституток, бандитов… Их знает и боится вся страна. «Но почему? Они были чисты и невинны!»
- Попадание в рай или ад лишь стечение обстоятельств и воля бога. Тогда они были чисты и должны были попасть в рай. Каждый раз это лишь игра между дьяволом и богом. И более никто не может быть игроком, лишь пешкой, фигурой на доске. – Спокойный взгляд белых глаз как когда-то заставляет его замереть. – А ты возомнил себя богом. Твоё решение дало им то, что они имеют на данный момент. Небезызвестный тебе Жорож Дюфанье сейчас делает смертельную инъекцию престарелой женщине. Анни Лорк только что убила своего мужа и подставила любовника. Карл Дюс насилует похищенную им школьницу, вряд ли он решит её после этого отпустить. Я могу продолжать так весь день. Хочешь?
- Н… нет, этого не может быть.
- Эти люди не зря должны были умереть, и я тебя предупреждал, что это может быть частью божественного плана.
- Но я не знал! Не мог предположить такого!
- А кто ты такой, что бы это знать? Всего лишь человек, решивший потешить свою гордыню.
- …
- Теперь тебе с этим жить. Скажи, каково это уничтожить такие чистые, невинные души? Столкнуть их в Ад?
Повернувшись спиной к старцу и не сказав в ответ больше не слова, священник уходит деревянной походкой. А грустные глаза, как и прежде, смотрят на него, жалеют, но в этой игре ставки всегда высоки.
Больше нет желания жить, и уверенности в том, что добрые поступки нужнее злых. Больше нет веры. Ни себе ни богу. И существование теперь лишь пустой фарс в театре теней. Хотя раньше его и терзала боль в момент воскрешения, теперь же душа корчится в гораздо более тяжёлых муках. Мечтая об избавлении. О покое.
Подняв глаза на темнеющее небо, Селен понимает что, стремясь всю свою жизнь на небеса, именно сейчас он не хочет попасть туда. Никто не осудит его там, но он сам осудил себя сильнее, чем все судьи мира. Тот, кто лишил других неба, не должен мечтать о нём, никогда.
А утром, перед зданием церкви находят тело молодого чудотворца. Оно висит на бельевой верёвке на суку старого дуба, раскинувшего свои ветви над церковью.
А открывшиеся врата Ада пропускают высокую фигуру в сутане и навстречу ей, из темноты выходит статный беловолосый мужчина, он покровительственно приобнимает священника за плечи.
- Это Ад?
- Разве ты не знаешь что и Рай и Ад у каждого в душе? Твой ад всегда с тобой.
П.С. Выражаю особую благодарность моей бете. Лёля спасибо, ты настоящий друг!
Сообщение отредактировал Laska - Среда, 25 Мая 2011, 02:00 |
|
|
| |
