OSWALD | Дата: Понедельник, 06 Декабря 2010, 22:25 | Сообщение # 1 |
участник
Сейчас нет на сайте
| В моей квартире, в стенке, стоял фарфоровый сервиз. Густо-синего цвета, настоящий, звенящий, как музыкальный инструмент. Мама любила доставать его по праздникам: расставляла гостям чашки с блюдцами, а посередние стола – чайник, возвышавшийся над прочим убранством словно небоскреб. Я сидел и, насупившись, бренчал ложкой о чашку – мне нравился высокий звук, который получался в результате моей «игры». За девять своих дней рождения я научился выстукивать замысловатую мелодию, которая впоследствии превратилась в личную ассоциацию торжества, запаха свежих булочек и салата. Гости расходились, сервиз возвращался на своё законное место – в шкафчик. Шкафчик был особенный, с зеркальной внутренней стенкой, отчего мне часто казалось, что там, за зеркалом, существует отдельный мир - больше всего он был похож на город, ночной мегаполис, залитый светом. Свет люстры отражался в пузатых боках чайника и чашек, многократно повторяясь благодаря подложке; плясали в блюдцах озорные огоньки. Так вот, целых десять лет, в моей квартире жил город. Однажды его не стало. Когда я подрос и осознал, что теперь моего роста хватало для того, чтобы дотянуться до дверки шкафчика, я не преминул наверстать упущенное и проверить забавную гипотезу раннего детства: правда ли там, в глубине квартиры, за стеклом, существует параллельный мир? Я дождался отутствия родителей и, взобравшись на выступ (полка низкого комода), с замиранием сердца приоткрыл дверцу. Город ответил молчанием. Щелчок пальцем по пузу чайника – знакомый звон. Мне вспомнилась торжественная мелодия собственного сочинения: дзын-здын. За чайником находилась сокровенная тайна мегаполиса – зеркало. Я протянул руку, дальше, глубже, внутрь шкафа, стараясь дотянуться до стенки. Ожидал чего угодно: это могла быть волшебная дверь, которая распахнулась бы от малейшего прикосновения, и тут же ударил бы в лицо свежий прохладный ветер – вдруг там, по ту сторону квартиры, шкаф стоял на сотом этаже небоскреба, на который был так похож чайник? Пресловутая «дверь» могла бы оказаться водной гладью, беспардонно нарушившей все законы физики, «вторым дном» озера детских фантазий, обителью непонятного чудища, про которое я читал в книжке, или хранителем волшебного непобедимого меча, обладатель которого становился могущественным и бессмертным. Пальцы скользнули по зеркалу. Пара разводов и удивленные глаза, уставившиеся прямо на меня. Через секунду я понял, что этими глазами были мои собственные, ровно как и то, что я теряю равновесие. Еще через секунду шкаф угрожающе наклонился и, потеряв хлипкое равновесие, опрокинулся вместе со мной. Наложили девять швов на обе руки, еще семь – на бровь. Так я прощался с детством. Прошло немало времени с той поры, но сегодня мне вспомнилась именно эта сцена. Одна из сотен ярких сцен, доставшихся в наследство от полного грез детства. Эту я запомнил ярче и четче всех – из-за боли. Не столько физической, сколько внутренней: вместе с фарфоровым сервизом и зеркалом (я должен быть несчастным целых семь лет – похоже, сегодня – последний день наказания) разбились в одночасье все мои грезы о тайнах моего дома, о живых игрушках, о волшебниках из далеких стран. Дзын-дзын – удар оказался роковым. Сыграли мелодию ложечкой... Если бы небо не затянуло тучами да не этот проклятый телефонный звонок, я бы даже не вспомнил. Сегодня я остался один, в первый раз за несколько лет. Не потому, что друзья уехали или родителей вот уже как неделю нет дома, нет. Я впервые почувствовал, что во мне чего-то перестало хватать, словно ночью кто-то пробрался ко мне в спальню и тайком оторвал от моего тела (или души?) знатный, увесистый кусок, да и скрылся в темноте. Мотивы преступления не установлены, свидетелей нет. Есть только подозреваемый. Или подозреваемая. Так или иначе, пустота внутри меня росла, будто брала пример со Вселенной: боялась не уложиться в свой секундный срок, исчисляемый эрами, и уже к полудню разрослась до исполинских размеров. Может, сверкнет сверхновая? Нет, просто пульс участился. Из школы я возвращался совсем разбитый: точнее, не я, а какая-то несчастная половина Меня. А кто я, собственно, такой? Без подозреваемой – никто. А она ещё на уроках. Едва я дошел до подъезда, как мобильник в кармане предательски завибрировал. Я взял трубку и не глядя принял вызов, прекрасно зная, кто мне звонит. - Здравствуй! – Боже, какой радостный голос. - Привет. – Буркнул я, сам себя не слыша. Уши словно заложило, пустота внутри обернулась звенящей тишиной. – Ты что-то хотела? Радости на том конце телефона поубавилось. - Что с тобой случилось? Неудачный день? – Заботливо и настороженно. -Можно и так сказать. Знаешь, Свет, мне кажется...я должен...или... Напряженное молчание. - Я...устал. Я не хочу тебя видеть. Пока. Прости. Секунда молчания, вторая. Равновесие нарушилось, и всё рухнуло. Она внезапно разрыдалась в трубку. Я не хотел слушать, сбросил вызов. Наверное, сейчас я сделал что-то непоправимое, что-то такое, что оставляет больной след на всю жизнь. Я посмотрел на шрам на левой руке. Мечты, мечты... А что, собственно, я сделал? Сбросил тяжкие оковы? Парень, поздравь себя, ты свободен, свободен, черт возьми! Никаких капризов, никаких скандалов – зачем всё это нужно было терпеть, если так легко щелкнуть ножницами по телефонному кабелю? В голове внезапно возникла странная картина разрезаемой ножницами артерии, протянутой в воздухе. Брось предрассудки, заполни наконец пустоту. Она уже ждет тебя. Я уговаривал себя как мог, уговаривал выбросить на помойку все дурные мысли, подумать о хорошем, например, о хорошенькой подозреваемой. О да, о ней я мог бы думать вечно... Света настолько утомила сценами ревности и незапными появлениями, что волей-неволей посеяла в моей голове семена сомнения: если она так боится меня потерять, может быть, для этого есть основания. Может, я гораздо привлекательнее для девушек, чем думаю. С тех пор у меня появилось странное чувство, что я не реализовал себя до конца, не всем насладился, не все попробовал. Мне стало некомфортно в рамках существующей жизни – зачем загонять себя в тесные рамки, когда кругом – простор? Вокруг так много людей, они дружелюбны, жизь прекрасна, девушки красивы. Возможно, именно это чувство и переросло в украденную пустоту. И именно сегодня она переполнила меня. Я достал из портфеля мятую бумажку, развернул, переписал с неё номер телефона и дрожащими руками написал сообщение: «Ира, привет. Это я есть желание пообщаться?». Нажал «отправить». Включил беззвучный режим и засунул телефон поглубже в портфель. Ожидание – тяжелая штука, знаете ли. Попытался отвлечь себя книгой, но через пятнадцать минут полез в портфель. Вожделенного обратного сообщения не было, зато были непринятые вызовы. Много вызовов. Они затопили телефон, они переливались через край. Я не хотел отвечать. Дзын. Под ногой что-то зашуршало, я услышал неприятный звук царапаемого паркета. С неподдельным любопытством и некоторым страхом наклонился и поднял это нечто. Синий-синий цвет, такой четкий, такой НОЧНОЙ – осколок сервиза. Сколько лет он пролежал под шкафом? Стрелой пронеслись воспоминания далекого дня, в некотором роде знаменательной даты – Дня Прощания с Детством. Я своей неуклюжестью и любопытством разбил мечту, жившую во мне годами. Мой музыкальный инструмент разладился, в городе случился потоп и смыл его, волшебное озеро вышло из берегов, оставив на моих руках следы разрушительного цунами. За окном темнело. Подозреваемая не желала являться в зал суда добровольно, напряжение нарастало, пустота возвращалась, нет, она ЗАПОЛНЯЛАСЬ тревогой. Мог ли я разбить что-то еще сегодня? «Забудь, забудь, забудь!» - твердил внутренний голос. «Ты же так хочешь её, иди и возьми. Ну же, действуй!». Я решился на звонок. Гудок, второй, третий. Наконец что-то щелкнуло – новая грань потеряла баланс – и раздался нежный голос: - Алло? - А...алло. Пппривет. Это я. – Куда только делся мой боевой настрой? - Кто это – ты? – Нотки голоса совсем не такие, как у Светы. Холодные, непроницаемые, словно высокие ноты фарфоровой мелодии. - Я...посылал тебе сообщение. Я твой одноклассник. - Слушай, говори уже! У меня нет времени на эти нюни. – Послышался смех; мало того, это был смех мужской. В горле пересохло. Сказать, что я растерялся – ничего не сказать. Шарик лопнул, возбуждение пропало. Заболела голова. - Если ты маньяк, который следит за мной – мальчики живо отучат мечтать о таких, как я. – Боже, кто это? Она была пьяна. Я отшвырнул телефон. Мысли спутались, растворились, как нити в кислоте, с шипением и неприятным осадком. Кое-как напялил на себя пальто и вылетел из квартиры, кажется, даже забыв закрыть её. На улице шел снег – большие белые хлопья укрывали город, одевали его в сказочный наряд. Свет уличных фонарей растворялся в мостовой – белый сервиз на подносе. Бледные однообразные лица людей. После забвения всегда наступает момент, когда мир особенно четок, когда старые осколки вспарывают ему брюхо, заставляя показаться всем его жилам, венам и артериям; за красивым фасадом всегда скрывается нечто непривлекательное – так с домов осыпается штукатурка, обнажая стяжки, выщербленный кирпич, дыры в стенах, сквозь которые видно все то, что старательно скрывается от людских глаз, вся пустота, вся нереальность параллельного мира; снежные шапки падают с крыш, превращая веселые строения в серые бетонные блоки, в стены лабиринта, в котором так легко заблудиться, перепутать настоящее с поддельным, отдаться поглощающей пустоте и пропасть. Искать бесполезно – я пропал. Я дотронулся до той двери, к которой тянулся свои несчастные семь лет, ровно с тех пор, как опрокинул на себя сервиз. Фарфоровые лица так легко бьются. Я снова посмотрел на свои шрамы. Где-то глубоко обнаружил еще один шрам, даже не шрам, нет, кровоточащий порез, грозивший перерасти в смертельную рану. Я открыл дверь, и увидел там стену – простую СТЕНУ, заклеенную обоями. Такими же обоями, как и везде, никакого второго мира. Никакой жизни. Жизнь была там, за моей спиной, в гостиной: там, где смеялись гости, где моё блюдце звенело мелодией праздника, где горели настоящие, не отраженные и не искаженные зеркалом огни, где были любящие родители и уютные вечера. Где моя жизнь? Она осталась там, где первый поцелуй, где невероятного тепла объятия, цунами воспоминаний, мягких игрушек, незабываемая первая ночь, родное дыхание, нежные подарки и понимание. За моей спиной. «Еще не поздно. Обернись.» Я не мог разбить. Не мог разбить. Улица Мусоргского, 14. Дом №7. Квартира №9. Я не мог. Я успею.
|
|
| |